В «Голубом огоньке» в ночь на 1985 год был показан номер «Низ-зя», где клоун в желтом комбинезоне (Вячеслав Полунин) выражает протест преследующему его «Низ-зя» и «Ай-яй-яй» (Леонид Лейкин). Там, где, казалось бы, ничего нельзя, он говорит своё твердое и безапелляционное «Зя!».
На следующее утро Лейкин проснулся знаменитым, а известный и прежде Полунин знаменитым вдвойне. Вся страна, все поголовно говорили: «Ай-яй-яй!» и «Низ-зя!», так и стали звать Лейкина, а Славу Полунина – «Асисяй».
— Вы с детства знали, что станете клоуном?
— Нет, конечно. Но надо мной всегда смеялись. Всегда, сколько я себя помню. И мне это очень нравилось. Многим людям не нравится, когда над ними смеются, а меня хлебом не корми, только бы быть в центре внимания. Сначала я просто корчил рожи, делал шалости, а потом начал понимать, что можно рассмешить не только посредством гримасы, а вложить какую-то идею в действие.
— Кто для Вас был примером на тот момент?
— Когда мне было, наверное, лет семь, я восторгался, когда показывали Чарли Чаплина по телевизору. В нашей стране марку Чаплина держал Аркадий Райкин, великий актер, комик, сатирик. Недавно как раз отмечали столетие со дня его рождения.
Потом были «Самогонщики» – все три персонажа, известные нашему народу: Вицин, Моргунов, Никулин. Карандаша видел – тоже смеялся. То есть смеялся на тем, над чем все смеялись.
— Можно сказать, что клоун в современной России то же самое, что юродивый в дореволюционной?
— Конечно! Но не только в России. Шуты были всегда при царях, при королях. Вспомните хотя бы короля Лира, у него был шут. И какой шут! С кем еще можно было поговорить? Только с шутом, потому что шут мог сказать всю правду. Так же и у нас юродивый был проповедником истины. И святотатством было обидеть юродивого. Через этого шута горохового говорил сам Господь Бог.
— Давайте поговорим немного о женщинах в клоунаде. Клоунессы – это особый вид женщин?
— Я бы сказал, что особый клан женщин, потому что их единицы. У женщин в крови желание быть красивыми. Они в большинстве своем боятся быть смешными. Мужчины и те боятся быть смешными, а уж женщины…
Для меня великой клоунессой была Фаина Раневская. Это целая эпоха. Вот на кого нужно равняться. Сейчас я из наших актрис назвал бы Татьяну Васильеву.
— Чему Вас учат дети?
— Мой сын Даня учит меня смешным вещам. Он очень добрый, я хочу, чтобы он оставался таким же добрым. Себя я считаю тоже добрым. Доброта – одно из самых важных качеств в человеке.
Дети до определенного возраста все клоуны, они не боятся быть смешными, потому что они познают жизнь. У них нет рамок, их рамки космические
Дети до определенного возраста все клоуны, они не боятся быть смешными, потому что они познают жизнь. У них нет рамок, их рамки космические. Они свободные люди.
Некоторых детей уже в 3-4 года одевают как взрослых людей, мне это не нравится.
— Какие области жизни Вам кажутся особенно мрачными?
— Вообще жизнь не такая уж и веселая. У любого человека в жизни грусти больше, чем веселья. Под грустью я подразумеваю заботы: забот больше, чем праздника. Ну и работаем мы больше, чем отдыхаем.
А есть дети, которые работать начинают с пяти-шести лет. У них короткое детство. Они окунаются в заботы и забывают, что когда-то были детьми. А мы помогаем людям вернуться в детство хотя бы на полтора-два часа.
— Ваш театр – это и философская клоунада, и клоунская драма. Но какой компонент определяющий: драматический или комический?
— Это скорее симбиоз. Вообще, конечно, мы – Театр клоунады, но я приписываю маленькими буквами «драматический». В этом есть правда.
— Можно ли поставить хотя бы условный знак равенства между Вами и Вашими персонажами?
— Ну, я все-таки создатель этих персонажей. А как говорил один из братьев Фрателлини: «Первый думает о втором, а второй даже не подозревает о существовании первого», так что я постоянно думаю о своем персонаже, а он даже не подозревает, что есть такой Лёня Лейкин.
— Почему непременным атрибутом клоунского грима является красный нос?
— Вообще глаза и нос – это центр лица. Красный нос привлекает, добавляет выразительности. Например, чуть-чуть поднял его – и ты уже смотришь свысока, даже если ты маленький. Кажется, в XVI или XVII веке в Англии появились первые клоуны с красными носами. Ну а потом, алкоголики ведь тоже смешные. Когда напьются, у них меняется пластика, дикция и еще носы краснеют.
Вообще, конечно, мы – Театр клоунады, но я приписываю маленькими буквами «драматический». В этом есть правда
— «Клоуны и короли развлекают даже своими похоронами», – сказала как-то румынская королева Мария. Что заставило в 1988 году похоронить театр «Лицедеи», да еще с такой помпой?
— Это шутка. Но в каждой шутке есть доля шутки. Станиславский говорил, что театр через 20 лет своего существования умирает, поэтому в 1988-м «Лицедеи» отпраздновали двадцатилетие своего театра собственными похоронами. По случаю похорон был созван первый всесоюзный «Конгресс дураков». Похороны прошли по всей форме: сначала речи у гроба, точнее гробов; затем траурное шествие по улицам и, наконец, торжественный сплав горящих гробов по Неве. Это были веселые похороны. Председателем «Конгресса дураков» был тогда Ролан Быков, он сказал: «Меня жена спросила, когда я поехал в Ленинград: «Зачем ты едешь?» – «Потому что дурак!»
— Трудно было организовать такой фестиваль тогда еще в Союзе?
— Организовать его было невероятно сложно, но мы сделали это. Дворец молодежи был битком, и каждому ставили печать на лоб «Конгресс дураков». А потом я смотрел на видео, все сидят такие довольные, и на лбу у каждого – «Конгресс дураков».
— Вы посещаете другие театры, работающие в жанре клоунады?
— Их, к сожалению, не так много. Посещаю за рубежом или когда к нам кто-то приезжает. У нас как раз скоро будет проходить III международный фестиваль «Лицедей-open». Приедут «Маски-шоу» из Украины, наши друзья. Они привезут спектакль «Атака клоунов». Будет французский театр Drolesdedames со спектаклем Familydream. Мы будем показывать спектакль «Доктор Пирогофф».
— Есть ли какие-то номера, которые нельзя показывать в других странах в силу ментальных особенностей?
— 99 % номеров можно показывать, потому что это интернациональное искусство. «Низ-зя», например, по-китайски будет по-другому, никто не поймет, но зато «Ай-яй-яй» на всех языках будет значить одно и то же.
— У Вас, насколько мне известно, некогда вышел поэтический сборник «Клюква». Это был единственный сборник?
— Да, было дело. Он назвался «Клюква 1 – парижская зимняя клюква». Второй был тоже «Зимняя клюква», но не мой, а Валерия Кеплера.
— Прочитайте что-нибудь?
— Про пустоту:
«Пустота пуста,
Пустынна пустота.
Пустоту нужно заполнять.
Ать!»
— В октябре Вы стали лауреатом Царскосельской художественной премии. Насколько веселой была церемония награждения?
— Это не столько веселое, сколько ответственное для меня мероприятие. Большая честь оказаться среди великих людей. Про премию шутливо говорят, что это награда, которую одна группа интеллигентных людей вручает другой группе интеллигентных людей. И я оказывается тоже интеллигентный человек – такой хулиган среди таких паинек!
— Над каким проектом Вы сейчас работаете?
— Сейчас мы работаем над постановкой «Доктор Пирогофф». 9 ноября у нас премьера. Потом готовлю еще один номер, где я Пьеро. Это такой образ спившегося, забомжевавшего, падшего Пьеро. Я пою «Адажио Альбинони», и люди плачут. В финале я выпиваю свои слезы. А потом снимаю жабо, которое как гармонь, и играю, продолжая петь «Адажио».
— Вас, наверное, постоянно спрашивают про жизнь в Америке?
— Ну а что жизнь в Америке? Можно сразу сказать: у нас лучше! Там 476 спектаклей в год, по 44 минуты в день, невыносимая жара по 6 месяцев в году, казино, рутина. Там я был ограничен для творчества, все идеи я записывал себе в тетрадочку. Это позволило поставить сразу после приезда «Летите и пилите». Здесь намного веселее жить. Может быть, сложнее, но зато я в родном городе. Не знаю, что бы я делал, если бы не приехал.
Беседовала Таисия Голубева, peterburg.ru
Фото: Юлиана Апина
