Живопись Эдуарда Шарипова отсылает к проблеме времени и пространства как главному вопросу искусства. Вечность иначе работает с живописным пространством, это иная система координат, другой образ мысли. Когда вечность начинает мерцать сквозь краски и холст, она разрушает любые цепочки событий, которые держатся на понимании времени как прямой линии: у всего есть прошлое, настоящее и будущее; в религиозном ключе это Приход, развитие и Исход как конец, завершение времени и пространства. Однако циклическое представление времени, которое характерно для древних культур и религий, живет в ином пространственно-временном континууме: формы сменяют друг друга, но эта смена остается вечной.
Для художника Шарипова, чей взгляд устремлен в вечность, особое значение приобретает живописная плоскость как пространство вечного настоящего. Он обращается к образной системе псковской религиозной живописи — иконописи XIV века, к китайской традиционной живописи и живописи палеолита. В них он находит вечное настоящее, порвавшее связь времен и разрушившее цепь событий.
Для художника особое значение приобретает плоскость. Это самостоятельная среда, отменяющая время.
Плоскость выступает посредником разных образов и энергий, тогда как современная цивилизация живет по законам времени и плоскость становится всего лишь фоном, на котором разворачивается цепь событий. Не убиваемую живую плоскость иконы отмечал еще Павел Флоренский. В таком понимании плоскость сливается с материальным носителем; и именно поэтому иконы рисовали на каменной поверхности — материальный носитель был частью образа. Изображение на камне становилось именно такой твердыней, на которой вечность проступала сквозь плоскость.
