Выставка приурочена к юбилею художника.
Феликс Волосенков – фигура крепкая, укорененная во времени, бодрствующая, с постоянно включенным сознанием. Железный Феликс, как минимум, два в одном: во-первых, он последний герой позднего питерского модернизма, живущий и расширяющий свое пространство в пограничной области, на самом краю живописи; во-вторых, он -современник и соучастник контемпорари-арта и уже в 1980-е практиковал отдельные постмодернистские жесты, эксцессии, проявлял «империализм рассудка».
Волосенков подобно древнему славянскому богу универсален и многофункционален. Он - и художник, и куратор, и организатор, он - критик и софист, обсуждающий выставки, отдельные работы и иные артефакты окружающей действительности, он - уникальный коммуникатор художественного сообщества, товарищ и водитель многих «двуногих, безрогих», пытавшийся собрать и повести свое стадо неуправляемых гениев в воображаемых академических мантиях по пути обновления и найти дорогу, ведущую к океану бессмертия хотя бы в ироническом смысле. Прошли годы. И ничего, что стадо разбрелось — многое было пройдено, сделано, пережито, забыто.
Здесь и сейчас Феликс Волосенков предстает как художник, как феномен духовной экспансии, как субъект эксцессии, постоянно осваивающий новые сферы в бесконечном круговом движении творческого бытия. Каждый художник - нарцисс, растущий на вершине антропогенеза, у каждого свой миф, или хотя бы игра в «дудку бога». В дудку Волосенкова дует Волос (Велес), являясь в разнообразных формах - то в виде гладиолуса, то в виде окна в сад, а то в форме абстрактной композиции.
В экспозиции представлены живопись, объекты, инсталляции. Все эти многообразные проявления Велеса на рубеже тысячелетий, в условиях тотальной турбулентности смыслов, антропологического кризиса, «смерти автора», трансформации индивидуума в дивидиум в наступающую эпоху постчеловека, имеют тем ни менее характерную личностную интонацию, обладают качеством узнаваемости. Узнаваемость не исчерпывается особенностями декорирования поверхности или пространства, паттернами композиционных построений, но включает помимо всего этого и еще многого, особую волю автора, почти полный художественный беспредел и прочую эксцессию.
