Александр Войцеховский по основной профессии врач, а ныне известный петербуржский художник. Наивная живописная терапия «Петровича» показана всем без исключения – для укрепления сердечного иммунитета и повышения уровня эндорфинов в крови.
Его картины чрезвычайно теплы, в них как будто поселилось вечное лето человеческой души – детство. Каждый рисунок – целая история, добрая, трогательная, словно любимое воспоминание или мечта. О том, как непредсказуем путь художника, откуда рождаются сюжеты и почему наивным быть хорошо, peterburg.ru рассказал Александр Войцеховский.
Двери открывает улыбчивый человек. Вся квартира – в цветных картинках, на кухне разбросаны мелки. Александр Петрович наливает нам чай из собственноручно расписанного чайничка и рассказывает о том, как нелегко ему пришлось в школьные годы: 
– Учился я ужасно, просто отвратительно. Меня даже на второй год однажды оставили. Помню, когда пошел в первый класс, мне сразу все так не понравилось! И этот серый пол, и какая-то огромная колонна, которая ни о чем радостном мне тогда не сообщила. За пределами школы я был счастливым, мои сверстники спрашивали: «Ну почему ты, Сашка, такой жизнерадостный, изобретательный и предприимчивый, а в школе совершенно теряешь все свои свойства?» Учителя сокрушались: вроде не совсем глупый человек, но совершенно не может учиться, клинический случай какой-то.
– Дома вам, небось, доставалось?
– Доставалось, но не сильно. Родители сокрушались, конечно, но что они могли поделать? Мама – золотая медалистка, известный в городе врач. Папа тоже успешный человек во всех областях, прекрасный инженер, путешественник, талантливый поэт. Для них просто непостижимо было, как можно так плохо учиться. А папа, кстати, даже уроки иногда за меня делал. Помню, задали нам по английскому языку стихотворные переводы сонетов Шекспира. Папа так обрадовался! Ему эти задания очень понравились. И вот я приношу на занятие папины стихи, а мне говорят: «Войцеховский, это даже неостроумно. Ты зачем нам Пастернака принес? Мы с его творчеством и так все хорошо знакомы». Я отвечаю, что нет, мол, никакой это не Пастернак. А они: «Ну а кто, ты что ли?» Ну, может, и не я, но мой однофамилец точно.
Но вы знаете, такой опыт, он очень хороший. Двоечник – это, конечно, страдалец. Все им недовольны, все плохо. Но зато человек, у которого с внешним миром не получается наладить контакт, создает свой микромир и начинает в нем жить. Я сидел за столом, уроки мне было невозможно готовить, и я что-то придумывал, изобретал. Или со сверстниками по крышам бегал. Вот это было счастье! Я думаю, что именно этот мир предшествовал моему творчеству. И рисовать я начал также, сидя за уроками, которые не мог осилить. 
– А помните, кому вы впервые показали свои рисунки?
– Вообще свои рисунки я предъявил, только уже будучи студентом, своим друзьям. Я стал им показывать свои картинки, и они говорили: «О, это хорошо». Я думал, что они специально так говорят, чтобы меня как-то поддержать. На самом деле, я рисовал такие нелепые, смешные картинки и подписывал их еще длинными комментариями, потому что без них было трудно понять, что там происходит. Я помню, была у меня такая картинка «Итальянец уводит жену у американца». Так запросто коллизию не разберешь: два каких-то человека, один тянет женщину в свою сторону, другой их догоняет. И сейчас некоторые мои картинки требуют подробного комментария, они с ним становятся как бы полноценным явлением.
– До того как стать художником, вы работали врачом «Скорой помощи». Что дал вам в творческом и в личностном плане этот опыт?
– Я около 10 лет проработал доктором. И очень благодарен маме за такой опыт, она меня склонила к выбору этой профессии. Знаете, это как будто с другой стороны на мир взглянуть. Мы все обычные люди, пациенты, и вдруг ты становишься человеком, который не просит помощи, а ее оказывает, ты протягиваешь руку своему ближнему и вытаскиваешь его из сложной ситуации. Очень хороший для души опыт. Конечно, работа сложная, требует большого напряжения. Я за первый год потерял килограммов десять, так волновался и нервничал. Но если все удается и получается, это дело приносит большую радость.
– А художник все это время подавал какие-то сигналы изнутри?
– Еще как, у меня все время было ощущение двойной жизни. Художник как будто наблюдал за мной, жил во мне, прорывался. И я как-то раз говорю: «Мама, вот понимаешь, нормальный врач, он при всяком удобном случае берет медицинскую литературу и читает ее, совершенствуется, а я при всяком удобном случае беру лист бумаги и рисую. Я все-таки художник». Мама отвечала: «Ну, Саша, у тебя, конечно, хорошее хобби, я очень рада, но ты врач и не надо тут всякого придумывать».
– Что стало поворотным моментом, после которого вы решили все-таки стать художником?
– И вот я достиг 30-летнего возраста. Мои друзья мне однажды говорят: «Петрович, приглашаем тебя на выставку. Выставка хорошая, приходи. Тебе ее очень важно посетить». Я тогда дежурил, пришлось поменяться сменами с другим врачом. И вот подхожу я к ДК Связи на Мойке, смотрю – куча народу стоит и все мои знакомые, они мне машут, кричат «ура» почему-то. Захожу внутрь и вдруг понимаю, что это моя выставка! Мои друзья собрали все работы, которые я им дарил на протяжении многих лет, поместили их в рамочки, мои комментарии на таблички переписали. Я думаю, ничего себе! Помню, напился тогда от радости, меня потом на такси домой везли. Повторили выставку еще несколько раз в других галереях. Друзья мне тогда сказали: «Мы тебя воспринимаем как художника, а ты выбирай сам, кто ты теперь». Я еще пять лет после этого трудился врачом, но уже понимал, что все идет к тому, что когда-нибудь я с этим расстанусь. Потом так получилось, что мне в Америке устроили выставку, и она оказалась такой хорошей, такой успешной, и я подумал – вот оно, началось.
– Что вы почувствовали, когда увидели, что люди интересуются вашими работами? Каково это было – вдруг ощутить себя настоящим художником?
– До сих пор о моем творчестве судил такой узкий круг людей моих друзей и знакомых, что было непонятно, то ли они ко мне так хорошо относятся, то ли к моим картинкам. А тут вдруг совершенно незнакомые люди так здорово воспринимают мое творчество и даже покупают что-то. Значит, это нечто большее, чем я предполагал. И я спрашивал себя: неужели я могу заниматься своим любимым делом? Помню, еще в институте сижу на лекции какой-нибудь скучной, что-то рисую и думаю: «Всю жизнь бы этим занимался, рисовал бы так и больше бы ничего не делал». Но я понимал, что это все из области фантастики.
Когда вернулся из Америки, всем объявил, что больше работать не буду, что я теперь стану рисовать. Мама сказала: «Саша, это глупость. Мне очень жаль, что ты достиг 36-летнего возраста, а так и не стал взрослым человеком». Сейчас я это от детей своих часто слышу: «Папа, а ты когда станешь взрослым человеком?» (смеется). И я говорю: «Знаете, похоже, что никогда». А жена Аня мое решение приняла абсолютно: «Да, Петрович, все к тому и шло».
– Жена вас тоже Петровичем зовет?
– Да, и жена, и теща. До того как мы познакомились, моя жена слышала, как меня друзья Петровичем зовут, и вообще думала, что я пожилой человек, который дружит с молодежью. Такой, как бы еще не выживший из ума старикашка – рисует странные картинки, ходит в гости к юношам и девушкам, чай пьет. Когда нас познакомили, она очень удивилась.
– Страшно ли было оставлять профессию врача? Что тогда помогло и придало уверенности в том, что принято правильное решение?
– Вы знаете, я, наверное, просто безумный авантюрист. Я просыпался по ночам и думал: боже мой, что я делаю, у меня же двое детей, они зависят от меня полностью. Переживал страшно. Вернувшись из Америки, я решил издать книжку. И думаю, поеду в Москву, устрою там выставку, мне дадут кучу денег, и все будет хорошо. Приехал, оказалось, что так легко ничего не выйдет. В то время я чувствовал, что решается моя судьба: или я возвращаюсь в медицину, или я все-таки остаюсь на этом сложном пути. И тогда мне посчастливилось познакомиться с Юрием Норштейном. Юрий Борисович меня очень поддержал, он сказал: «Все отлично, я готов написать для вашей книжки предисловие. Не сомневайтесь, вам будет сложно, но если вы задумали, что издадите книжку, вы ее издадите, главное – спокойствие». Ну если такой удивительный человек меня поддерживает, значит, все в порядке. И действительно деньги потом нашлись совершенно невероятным образом.
– Вы, наверное, с тех пор в судьбу верите?
– Я верю в чудо. С какого-то момента у меня появилось ощущение, что все мечты осуществляются. Надо только мечты иметь самые настоящие.
– Сюжеты ваших картин удивительно жизненны и ироничны, откуда вы их черпаете – из жизни или из воображения?
– Как рождаются сюжеты? Я и сам, наверное, не знаю. Обычно никакого замысла у меня нет, я просто начинаю рисовать. И, как будто какой-то самописец, рука находит образ. Постепенно передо мной разворачивается картина. Это настоящее чудо. Я никогда не знаю, что нарисую. Я, может, хочу нарисовать красивую девушку, а получается совсем не девушка, а какая-нибудь лошадь или зайчик. Но лошадь тоже прекрасна, хоть она и не девушка. И хорошо бы она получилась удивительной, внутренне красивой, чтобы мне понравилась. Это вообще очень важно, чтобы образы были мне созвучны, чтобы я их полюбил.
– У вас не возникало мысли получить художественное образование? Как вы считаете, для наивного художника обучаться в профессиональном заведении полезно или пагубно?
– Нет, не возникало. Я думаю, меня образование испортило бы. Если бы мне говорили о перспективе, композиции, желание рисовать зачахло бы. Кому-то, наверное, нужно учиться, но сколько раз я слышал от художников: «Мы занимаемся тем, что пытаемся избавиться от груза знаний, которые мы получили в таком-то заведении». Каждый художник хочет расправить крылья, чувствовать себя свободным. И мне многие говорили: «Ах, Петрович, как же тебе повезло, ты нигде не учился, ты как ребенок рисуешь! А вот походил бы ты на занятия, повзрослел бы». У взрослого человека из рук уходит что-то очень важное, что есть у ребенка. Какая-то непосредственность и подлинный интерес к жизни, отсутствие рутины. Как только появляется это ощущение обыденности, усталости, человек теряет интерес к жизни и становится грустным взрослым человеком.
– Получается, что наивность – это способность удивляться повседневности, тому, что для всех остальных привычно. Расскажите, а что из, казалось бы, обыкновенных вещей удивляет вас?
– Вы знаете, меня иногда так пронзает чувство, что не существует никакой обыденности, не бывает вот этого «изо дня в день». Едут в троллейбусе или метро обычные люди, а ведь это уникальный момент жизни, он никогда больше не повторится. И я среди них еду на эскалаторе и говорю своим детям: «Ребя, мы едем на эскалаторе, а человек, живущий через 200 лет, целое состояние бы отдал, чтобы только посмотреть, как это происходило в наше время». Это же какой-то живой музей! С каким удовольствием можно наблюдать, как все происходит вокруг нас.
– Нам всем с детства твердят, что мир очень сложный и подчас жестокий, что от него нужно защищаться, выстраивать вокруг себя прочные стены. А если честно, как вам кажется, наивная реальность реальна?
– Быть наивным, значит, поверить в то, что мир не такой жестокий. Мне нравится, когда серьезные мужчины говорят: «Жизнь сложная штука, она безжалостна». И я кажусь себе рядом с ними таким наивным, а в то же время думаю: я все-таки 10 лет работал врачом «Скорой помощи» и видел намного больше, чем они, – все эти тяжелые случаи, что «жизнь сложная штука». Да, конечно, она сложна, но удивительно прекрасна, наполнена столькими смыслами. Есть плохие люди, но я убежден, что хороших, добрых и чутких – больше. Сколько раз я приезжал в совершенно неизвестные мне места и тут же встречал чудесных людей, которым обязан до сих пор всем, что они для меня сделали. Такие вещи со мной часто в жизни происходят. Надо рассчитывать на доброту и, конечно, предоставлять ее другим. Тогда мир будет располагаться к тебе, это очень взаимный процесс, помните, как Пастернак писал о «любви к пространству». Но при этом ты должен быть наивным, не рассчитывать на то, что получишь какие-то блага, а просто есть все основания любить этот мир. Это же чудо, что мы живем. Жизнь удивительно прекрасна, волшебна, фантастична.
Беседовала Лада Станишич, peterburg.ru
Фото: Антон Старшев
Картины: www.petrovichbook.spb.ru
